Светлые крылья для темного стража - Страница 76

Едва отразив несколько следующих один за другим ударов и вдобавок не угадав, куда отшагнет Спуриус и что он предпримет дальше, Меф ощутил себя как человек, который, откинувшись слишком далеко на стуле, внезапно осознал, что стул вышел из-под контроля и заваливается назад. И вот ноги уже не достают до пола, а руки суетливо пытаются зацепиться за край стола, чтобы стащить с собой на пол клавиатуру или хотя бы чашку кофе.

Волна страха захлестнула Мефодия. Буслаев понял, что горячится и теряет везение – тот тонкий рисунок сражения, который позволяет ощущать противника. Как только везение потеряно, начинаешь пропускать удар за ударом практически на пустом месте. Ловишь даже случайные плюхи, брошенные наобум.

«Что бы сделал на моем месте Арей?» – подумал Меф и вдруг почувствовал, что Арей бы успокоился и… замедлился.

Да, так бы мечник и поступил, хотя замедляться сейчас казалось нелогичным. Как можно замедляться в бою, когда опоздание на полсекунды может привести к тому, что полумесяц вражеского клинка сметет голову с плеч?

Все же Меф успокоился и, насколько мог, расслабился. Одновременно он перестал думать о бое и об отдельных своих движениях, отдавшись стихии сражения. В бою нельзя размышлять или рука не успеет за мыслью. Боем можно только дышать. Меф понял, почему едва не проиграл сражение. Он бился не столько со Спуриусом, сколько с самим собой, поскольку силы для сечи Спуриус вампирил у него, у Мефа. Не просто так он долго говорил с Буслаевым перед битвой. Спуриусу надо было заронить в душу Мефа сомнение, чтобы, связавшись с ним незримой пуповиной, опустошать его, как опустошал он Грошикова и подобных ему.

Меф раздвоился. Он и подчинялся стихии, и управлял ею. Сражение все больше напоминало ему шахматную партию, где его руки и ноги были пешками, перемещения – слонами, прыжки – конями, блоки – ладьями, а клинок – ферзем. Спуриус, загнавший Мефа на край вагона и почти сбросивший его на шпалы, внезапно осознал, что роли переменились. Теперь уже он вынужден был отскакивать, спасаясь от вездесущего меча Мефа, который загонял его как зайца, отрезая пути к отступлению.

Спуриус вдруг поймал себя на том, что не может оторваться от залитого молочно-лунным светом клинка Мефа, который точно магнитом притягивает его взгляд. Это был уже дурной знак. Всякий опытный боец знает, что смотреть на клинок врага нельзя. Как только ты перестаешь воспринимать противника в целом, а видишь только меч, сразу становишься кроликом, которого за уши тянут на кухню, цинично вопрошая, как он относится к бульончику.

В следующую минуту Спуриус был загнан в дальний конец крыши и прижат к краю.

«Ну вот и дошли до точки!» – подумал Меф, готовясь двинуть своего пылающего ферзя в завершающую атаку.

Неожиданно на лице Спуриуса появилось изумившее Мефа торжество.

– Смотри: твоя светленькая приперлась тебя спасать! Какая удача! Прикончи ее, Ахмед! – внезапно крикнул кому-то Спуриус.

Уже поворачиваясь, Меф понял, что позволил обмануть себя. Спуриусу важно было, чтобы противник отвлекся. Его сабля, обратившаяся в плеть, обвила клинок Мефодия и змеей ужалила Буслаева в кисть. Боль была такой острой, что Меф сжал зубы. Сила, которой невозможно было противостоять, вырвала меч из его ладони и отшвырнула его далеко во мрак. Светящейся полосой клинок прорезал мглу и исчез в окружавшей вагон тьме.

Спуриус сделал короткое рубящее движение. Лезвие его сабли, точно бич, послушно обвило шею Мефа и своим острым краем уперлось чуть левее кадыка. Меф не мог даже шевельнуться. Стальной ошейник сдавливал ему шею.

– Не дергайся! Сам понимаешь, что будет, если моя змейка тебя ужалит! А ей этого так хочется! – произнес Спуриус нежно.

– Это был подлый обман! – прохрипел Меф.

– Не терзай мое сердце! Я не прощу себе этой лжи до конца жизни! – пообещал ему Спуриус. – Лучше спроси: почему я не прикончил тебя сразу?

– Не буду спрашивать!

– Так уж исторически сложилось, что я люблю пытки. Кроме того, мне бы очень хотелось получить у тебя силы Кводнона. Но не все сразу. Вначале надо стать владыкой Тартара. Где там наше завещаньице?

Голос Спуриуса звучал гибко и доброжелательно, точно он обсуждал с лучшим другом совершеннейшую мелочь. Только сейчас Меф осознал в полной мере, почему Спуриус казался подлым даже Арею, которого мало чем можно было удивить. Разговаривая, Спуриус не терял времени даром, обшаривая карманы Мефа. Маленький пакет с эйдосом Улиты оказался в его руке одновременно с пергаментом.

Спуриус взглянул на пергамент и ухмыльнулся.

– Как-то мне страшновато его вскрывать. Ну не загадочное ли я существо? Ты не подождешь немного рядом, пока я не посмотрю подарочек? Только никуда не уходи! – сказал он Мефу все с той же интонацией величайшей дружественности.

Спуриус отпустил рукоять сабли и жестким толчком ладони в подбородок опрокинул Мефа на крышу вагона. Буслаев попытался освободиться, но при первом же его движении клинок, как змея, куснул его в шею.

– Моя нелепая сабелька конного боя очень на тебя обижена. Не дергайся! Будь хорошим мальчиком! Подумай о чем-нибудь приятном! Например, о том, что твой эйдос, скорее всего, достанется свету! – Спуриус погрозил Мефу пальцем и тотчас, забыв о нем, занялся пергаментом.

Расправил, погладил шершавую бумагу и, опустившись на колени, коснулся лбом печати. Меф услышал, как он шепнул:

– Не мог же Кводнон, в самом деле, завещать мрак этому дауну Лигулу? Это было бы ай-ай-ай как неправильно!

Можно было решить, что Спуриус сам себя уговаривает. В голосе его послышалось нетерпение: