Светлые крылья для темного стража - Страница 75

– А зачем было изобретать?

– Должен же я был как-то скоротать пятьсот лет? Пророчество есть пророчество. Его не ускоришь и не замедлишь. Опять же эти олухи добывали для меня кровь – по три капли с человека. Кровь-то мне бесполезна, я не вампир и не маг-вуду. Они не понимали главного, что этой кровью, взятой у человека с мечтой о власти над ним, они закабаляли не его, а сами себя, отрезая все пути к вечности… Забавные эти смертные, не нарадуюсь на них! Они готовы верить во все, что угодно, чуть ли не в летающий фантик, кроме того, что действительно имеет смысл.

Последние слова Спуриус досказывал, разминая ноги. Внезапно одним быстрым прыжком он подскочил к Мефу на расстояние удара и сразу отпрыгнул, держа руку с саблей вытянутой вдоль тела.

– Недурственно! Я доволен! Ну а теперь, когда мы обсудили уже все на свете, начнем! Пергамент ты мне, конечно, не отдашь?

Меф покачал головой.

– Так я и думал. Что ты там говорил про мою саблю? – продолжал Спуриус. – «Конного боя? В пешем ей только колбасу пилить?» Что ж, примерим на тебя колбасную шкурку!

Притопнув левой ногой, Спуриус выстрелил правой и, одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, нанес длинный рубящий удар, сразу перешедший в укол снизу.

Мефу была известна эта техника. Каждое движение должно быть атакующим. Никаких лишних «прогонов» клинка. Никакой работы вхолостую. Атака – лучшая защита, ибо никакая защита не может быть идеальной.

Впечатляла только скорость, с которой Спуриус «взрывался», но и скорости Меф не боялся. Тренируясь с Ареем, он непрестанно экспериментировал, меняя тактики и стили. Он представлял себя то мудрящим со стойками Хоорсом, то оборотнем Яраатом, ценителем разящих топоров и вкрадчивых кинжалов. Но все же чаще он подражал самому Арею, который в сражениях был его кумиром.

Арей сражался всегда неторопливо, с дальновидной мудростью тесня врага как шахматист и готовя почву для завершающего удара, который и был финалом поединка. «Дойти до точки!» – говорил Арей, вкладывая в это выражение собственный смысл.

Меф избежал укола, просто разорвав дистанцию. Клинки даже не скрестились.

– Что, колбаска убегает? – огорчился Спуриус.

«Колбаска» ответила Спуриусу ложным рубящим в голову с переводом в ноги. Спуриус против ожидания не стал ни подпрыгивать, ни парировать. Бесконечно легко он отвел назад атакуемую ногу и, прокрутившись, как для кругового удара, атаковал Буслаева в шею. Меф, не успевший вернуть свой довольно длинный меч, ушел нырком и, проскочив мимо Спуриуса, оказался за его спиной. Когда на краткий миг их тела соприкоснулись, Меф попытался мазнуть противника клинком по ребрам, но запоздал. Настолько же бесполезным оказался и последующий удар, нанесенный при развороте корпуса к противнику. Спуриус принял его на саблю, и это был первый раз, когда клинки встретились. Меф ощутил, как тьма краткой вспышкой хлестнула его по глазам.

Враг непрерывно «подкручивался», пытаясь сблизиться. Он кружил, все время перемещаясь, заставляя Мефа атаковать пустоту и окутывая его незримой сетью.

Кроме Спуриуса у Буслаева в этой схватке было еще два врага – крыша вагона со множеством непредсказуемых выступов и размытый полумрак, к которому глаз Мефа никак не мог приспособиться. Буслаев смутно ощущал, что этот полумрак – часть того лукавого полузла, путь которого Спуриус для себя выбрал.

Заурядное тартарианское зло мечтало любой ценой отнять эйдосы, зачистив непокорных и попутно унизив свет. Полузло же стремилось оплести человека цепочкой раковых клеток. Растворить, сделать его своей частью и в конце концов уничтожить, но перед этим выжать из него все, что возможно.

«Нет удали в том, чтобы сразу отнять. Надо прежде подружиться с человеком, сделать своим другом и слугой, затем использовать, предать и убить», – именно такой была внутренняя логика существования Спуриуса.

Когда разгоряченный Меф бросился на противника, чтобы нанести ему укол, Спуриус внезапно прыгнул ему навстречу, вынося клинок во встречном ударе. Теперь все зависело от того, чей клинок прежде пронзит плоть и, насаживая ее на себя, как шашлык на шампур, ужасной болью заставит руку противника опуститься. Выбрасывая вперед саблю в несвойственном ей колющем ударе, Спуриус до хруста повернул туловище, стремясь пропустить меч Мефа вдоль тела.

Буслаев чудом успел убраться с линии атаки. Сабля Спуриуса изогнулась как змея и, устремившись вверх, зацепила волосы Мефа. Буслаев ощутил боль – не сильную, но тягучую и пульсирующую, подобную той, которая бывает, когда, подстригая ногти, отхватишь случайно кусок кожи. Спуриус взглянул на капли крови на клинке.

– О, а на волосах-то у тебя кровь! Прямо как у Кводнона! – умилился Спуриус.

– У Кводнона? – сквозь зубы переспросил Меф.

– Ну да! Помнится, слуги боялись расчесывать ему волосы. Должность была хоть и завидная, но для смертника. Одно неосторожное движение – и слуга не отправлялся в преисподнюю лишь потому, что и без того был в преисподней. А вот головы и дарха лишался в один момент.

Воспоминания о Кводноне не мешали Спуриусу со стремительностью кузнечика скакать вокруг Мефа, оплетая его. Теперь Буслаев понял, зачем Спуриус выбрал себе молодое тело, да еще переместился в него полностью, пойдя на добровольное уничтожение собственного. Дистанционной марионеткой так управлять невозможно.

Меф потом не мог вспомнить, сколько шло сражение. У него часто бывало, что время битв выпадало из памяти – слишком была натянута внутренняя струна, слишком напряжено внимание. Переменив несколько тактик, Буслаев так и не добился успеха. Напротив, он лишь позволил Спуриусу просчитать себя, чем его противник и воспользовался.