Светлые крылья для темного стража - Страница 70

– Всех. От стражей много хлопот. Они вечно чего-то хотят. Нельзя отдохнуть. Поспать. Подумать. Хаос был проще.

Так и не выяснив, кому служит ифрит, Меф взялся за ручку двери. Он не был расположен слушать воспоминания ифрита о хаосе, тем более что одно слово от другого отделяло секунд пять.

– Ну я пошел! – сказал Меф.

– Никуда ты не пойдешь! Ненавижу, когда кто-то куда-то идет!

Ифрит недружелюбно насупился. Его взгляд превратился в стальной клинок, вонзившийся в дверь в трех сантиметрах от уха Мефа. Это была не атака, а предупреждение. Меф это прекрасно понял. Ифриты способны и на большее. Все же Меф решил не потворствовать прихотям ифрита. Он материализовал меч и несильно ударил по мешавшему ему клинку. Клинок рассыпался. Ифрит грустно потер переносицу.

– Эй, не по глазам! Ненавижу, когда по глазам! Так бы и сказал, что ты один из этих! – возмутился Саид ибн Юсуф.

– Из кого из этих?

– Ну которые командуют!.. – не стал уточнять ифрит. – Ненавижу, когда командуют!

– Ты все ненавидишь. Хоть что-то ты любишь? – спросил Меф, несколько утомленный однообразием.

После надлежащих раздумий ифрит покачал головой.

– Ненавижу что-то любить. Это хлопотно, – признал он.

С этим суждением сложно было не согласиться. Любить действительно хлопотно, вот только не любить как-то пусто.

– Как ты здесь оказался? Кто тебя прислал? Задание! – потребовал Меф, пользуясь правом сильного. Раз уж ифрит признал «Ромасюсика» одним из командиров, теперь он не изменит своего мнения. Это не в привычках ифритов.

Ифрит попытался сосредоточиться. Газообразному существу это всегда сложно.

– Не помню, – опечалился ифрит.

– А ты соберись! – посоветовал Меф.

Ифрит попытался собраться. Глаза Саида ибн Юсуфа, вращавшиеся в глазницах, уставились на Мефа.

– Вспомнил!

– Ну и зачем?

– Чтобы я убрался, когда все будет закончено.

– Что закончено? – не понял Меф.

Ифрит сделал мягкими ладонями округлое движение.

– Все. Кто бы ни победил, я должен замести следы. Вот только не помню, должен ли я при этом кого-то убивать. Это как-то ускользнуло от моего сознания, – сказал ифрит и задумчиво посмотрел на туристов. Вначале ему удалось перенацелить один глаз, а две секунды спустя и другой.

– Может, я должен убрать их? – с надеждой предположил он.

В рюкзаках у туристов загремели миски и кружки.

– Нет. Видимо, все-таки не их, – признал ифрит. – Кажется, вспомнил. Я должен прикончить какого-то Беслаева, если этого не сделают до меня. Ты не встречал Беслаева, Рома ибн Сюсиль?

– Нет.

– Жаль! Если встретишь – убей! – вздохнул Саид ибн Юсуф. – А теперь иди, Рома ибн Сюсиль! Я теряю энергию от пустых разговоров.

Он отвернулся от Мефа и уставился в окно.

* * *

Даф пальцем проткнула фольгу на банке с кофе. Она любила этот звук, как и тот первый аромат, который вырывается из банки мгновение спустя. В нем была надежда.

Прасковья, сидевшая с ней рядом, втянула носом воздух и знаком показала Дафне, что она тоже хочет. Дафна кивнула, хотя с ее точки зрения в том, как Прасковья щелкнула пальцами, было много барского. Это было движение человека, с рождения окруженного слугами, человека, которому и в голову прийти не может, что какое-то из его желаний может оказаться невыполненным.

Меф сказал, что тоже не откажется от кофе.

– Вот и сходи за кипятком! – потребовала Даф.

Меф сам не пошел, но послал Ромасюсика. Шоколадный юноша встал и, вздыхая, точно наступил его последний час, потащился. Отсутствовал он довольно долго, однако вернулся живой и невредимый. Меф поспешил задвинуть за ним дверь. Когда он задвигал ее, пергамент, лежавший в кармане, обжег ему кожу, как горчичник. Это как минимум означало, что он испытывает беспокойство.

– Ну как? Без приключений? – спросила Дафна у Ромасюсика.

За несколько проведенных вместе в тесном купе часов она постепенно привыкла к Прасковье и Ромасюсику. Они были враги, но враги близкие, привычные, почти родные. Куда больше страшила неизвестность.

Ромасюсик заверил ее, что все «вполне так писфулли».

– И не встретил никого? А чего так долго?

Шоколадный юноша поведал, что коридор перегородила дородная девица. С ней рядом стоял крепкий мужик, набитый едой, как ходячий холодильник, и задиристо косился на него, Ромасюсика. Он, Ромасюсик, не стал рисковать и налил кипятка в соседнем вагоне.

– Ладно, давайте пить кофе! – сказал Меф.

Даф всмотрелась в Ромасюсика и удержала его за руку. Сердце подсказало ей заглянуть в чемодан. В боковом кармане она нашарила серебряную ложку, которой три минуты назад там точно не было. Стоило ей окунуть ее в кипяток, как вода зашипела и стала синей.

Разгневанный Меф притянул к себе Ромасюсика.

– Так это ж не яд, а просто сонное зелье! Я хотел, чтоб вам спалось лучше! Заботился! – воскликнул тот с обидой.

Прасковья сидела в углу купе, поджав колени. Она была похожа на пантеру. Гибкая, худая, с дремлющими щелочками всевидящих глаз. Стакан с кофе клокотал и кипел у нее в руке, в то время как у Мефа и Дафны вода была лишь теплой – не больше. Еще более странным было то, что Прасковья пила кофе большими глотками, точно вообще не замечала, что происходит с водой.

Ромасюсик раскладывал вещи. Меф наблюдал, как на столе перед ним вырастает аккуратный ряд предметов. Салфетки, маникюрные ножницы, два пузырька, подписанные «venena». Заметно было, что к путешествию Ромасюсик подготовился серьезно.

Среди прочих вещиц оказался и стилет, который шоколадный юноша выложил на стол с большой осторожностью. Буслаев усмехнулся. Судя по слабому свечению, это был артефакт-перевертыш, дожидавшийся минуты, когда кто-нибудь посторонний возьмет его в руки и он вонзится ему в сердце на всю длину клинка.