Детина ухмыльнулся.
– Я вырос за полярным кругом, где шесть месяцев ночь. У меня всегда была мечта – увидеть море, – произнес он прокуренным голосом и внезапно подмигнул Даф.
Дафна налетела спиной на дверь, ойкнула, промчалась по коридору и, вернувшись в купе, захлопнула дверь. Рука Прасковьи успела исчезнуть у Мефа с колена.
– Нуцто цаек? – спросил Ромасюсик.
Даф замахала на него руками.
– Что с тобой стряслось? – спросил Меф.
Дафна заткнула ему ладонью рот.
– Не надо. Молчи! Я все про тебя знаю. Ты вырос за полярным кругом, где шесть месяцев ночь. Тебе всегда хотелось увидеть море, – выпалила она.
– Ты перегрелась, – сказал Меф.
– Я не перегрелась. Я выросла за полярным кругом, и мне всю жизнь хоте… а-а-а!
Меф внимательно посмотрел на Дафну.
– Теперь я схожу за чаем. А ты сиди здесь и жди меня! – сказал он.
– Может, не надо? Там целая толпа психов! Я это точно вычислила, потому что я тоже уже псих! – жалобно проговорила Даф.
Меф ободряюще улыбнулся ей и, в профилактических целях ткнув Ромасюсика кулаком, вышел в коридор. Старушка с подстаканником, студент с полотенцем и татуированный дылда успели таинственно сгинуть. Меф прошел вагон из конца в конец, недоумевая, кто мог напугать Даф. Он уже возвращался, когда дверь одного из соседних купе распахнулась, и навстречу Мефу выскочили двое приземистых лысых мужчин с плоскими, лишенными выражения лицами, подобные которым встретишь разве только в Нижнем Тартаре.
Один из них рванулся к Буслаеву, но второй схватил приятеля за рукав и, втащив его обратно в купе, захлопнул дверь. Уже сквозь дверь Меф услышал, как он закричал:
– А ну сел, сволота! Попалить нас хочешь, гнида? Была команда «добро»! Команды «фас!» не было!
Все произошло почти мгновенно. Меф не успел даже материализовать меч.
«Это, похоже, «мальчики Лигула». На «зомбиков» Спуриуса они не тянут», – подумал он, запоминая на всякий случай номер купе. Ага, девятое.
Буслаев еще разглядывал номер купе, когда кто-то решительно отодвинул его в сторону.
– Кыш, пацаненок! Не мельтеши!
Мимо Мефа прошествовала могучая дама. Обычно мешковатые спортивные костюмы скрывают мускулатуру, однако мощную мускулатуру дамы скрывать было бесполезно. Волосы короткие. Лоб мясистый и низкий. Мефу показалось, что дама очень похожа на валькирию Таамаг.
Могучая дама равнодушно миновала купе с деградантами из Тартара и скрылась в купе № 4.
«Ага! Запоминаем: купе № 9 – мордовороты Лигула. Купе № 4 – валькирии. Значит, свет тоже подстраховался», – подумал Меф. Настроение у него улучшилось настолько, что, возвращаясь к Дафне, он по рассеянности дернул не ту дверь.
И сразу по внезапно воцарившейся тишине понял, что попал не туда. Однако отступать было уже поздно. По углам купе дрожали три пепельно-бледных туриста с рюкзаками. Между ними на грязном коврике, составляющем непременный атрибут всякого фирменного поезда, валялись осколки разбитого сосуда.
У столика клубился мутный, недавно материализовавшийся ифрит с лицом капризного пианиста, которому доброжелательно предложили провести концерт на баяне, так как рояль разбил ребром ладони каратист, вошедший в раж во время показательного выступления.
Ифрит был устрашающе огромен. Тесное купе едва вмещало его пышные телеса. Бритая синяя голова была покрыта буграми. Едва Меф вошел, выпуклые глаза ифрита перенацелились на него. В совиных зрачках ползли подмосковные елочки. Мефа это не удивило. Ифриты, особенно те, что долго отсыпались в сосудах, ребята малость тормозные. Всех, что были потолковее, Лигул давно трудоустроил на службу мраку.
Меф уже хотел выскользнуть, когда до ифрита наконец дошло, что в купе произошли какие-то изменения.
– Ты кто будешь, ничтожный? – грозно спросил он.
При каждом новом слове из его рта вырывался розовый дымок.
– А ты кто будешь, о чтожнейшейший из чтожных? – спросил Меф.
Ифриты говорят на всех языках мира, но на всех одинаково плохо, так что игру слов с ними можно позволять себе любую. Главное, чтобы лицо казалось серьезным и голос не прыгал.
– Саид ибн Юсуф. Гроза Малой Азии и Всея Востока. Король ночного тумана. Опустошитель городов и селений, – с гордостью представился ифрит.
Меф не стал падать ниц. Ему было известно, что ифриты большие любители похвастать. Найди на любой помойке десяток ифритов и – можно поклясться! – все они окажутся царями царей.
– А теперь отвечай, как твое имя, если хочешь жить! – потребовал ифрит.
– Умоляю, величайший, не убивайте меня! Ромасюсики мы, – представился Меф, справедливо решивший, что собственное имя лучше не светить. Едва ли ифрита послал свет. Он с ифритами не связывается.
Ифрит великодушно кивнул.
– Так и быть. Пока не убью. Ты человек?
– Человек, – грустно признал Меф, делая виноватое лицо.
– Ненавижу людей! – нахмурился ифрит.
Туристы по углам затряслись, прячась за рюкзаки.
– А стражей? – спросил Меф, пытаясь осторожно выяснить, кому ифрит служит: Спуриусу или Лигулу.
Ифритам можно задавать любые вопросы. Создания хаоса, они рабы своих желаний, часто смутных и им самим малопонятных, а вот любопытства лишены абсолютно.
Саид ибн Юсуф погрузился в раздумья. В его правом глазу еще ползли елки, однако в левом уже появился Меф. Буслаев подумал, что выражение «доходит как до жирафа» легко можно переделать в «доходит как до ифрита».
– Ненавижу стражей! – сказал наконец ифрит.
– И света, и мрака? А кого больше? – уточнил Меф.
Саид ибн Юсуф зевнул, став на миг совсем прозрачным.