Хнык пустил из левого глаза слезу. Затем одумался и слезу осушил.
– Тебе ли страдать, нюня моя! Ну ведьма и ведьма. Тартар и Тартар. Расслабься и живи как живется! Ну бросил тебя светлый, другого найди. Чего сопли на кулак мотать?
– Не хочу никого другого. Надоело! Всю жизнь я только и делала, что прилепляла любовь к плоти. Поначалу любовь не хотела прилипать, а потом прилипла как колбаса к сковороде. Теперь без вони не отдерешь. Да и сама любовь сморщилась. Все, нет ее! И меня нет! – тускло сказала Улита и внезапно без размаха, но с чудовищной силой ударила кулаком в зеркало.
Суккуб со знанием дела повис у нее на шее и запричитал. Кабинка затряслась. Это рыдала Улита. Примерно через четверть часа занавеска отдернулась и из кабинки вихляющей походкой вышел Хнык. Он пережрал эмоций, и его круглые глазки вращались в орбитах как кукольные пуговицы. Суккубы обладают даром выпивать чужие горести, питаясь человеческими бедами, как стервятники падалью. Человек, изливший им свою душу, испытывает нечто сродни временному облегчению. Ему кажется, что он понят, а скорби его разделены. Вот только разделить скорби или с аппетитом сожрать их, промокнув губы салфеточкой – это, как известно, не одно и то же.
За Хныком шла Улита. Глаза у нее были красные, зато прическа уже в полном порядке. Хнык, помимо прочего, был еще и неплохим парикмахером.
– Ну что я тебе скажу, зюзя моя! Объективно, конечно, дура ты. А субъективно – он. Ты к нему всем сердцем, а он в тебя высморкался и ножки о тебя вытер! У-у-у! Я б ему такого не спустило! – бабьим голосом рассуждал Хнык, похлопывая Улиту по горячему плечу.
Улита не стала акцентироваться на этом «не спустило». Она знала, что, увлекаясь, суккубы порой говорят о себе в среднем роде. Вместо этого ведьма подозрительно посмотрела на Хныка, который выглядел слишком уж довольным, и внезапно пожалела, что поддалась слабости.
– Ты мне кое-что обещала, нюня моя. Не забыла? – внезапно спросил Хнык.
Еще недавно подобострастный, теперь он вел себя расхлябанно и даже покровительственно. Точно внутри безвольно-мягкой подушки, которую все привыкли пинать ногами, внезапно оказалась стальная гирька. Эх, не так просты суккубы! Не такие уж они безвольные мямлики!
– Что я обещала? – рассеянно спросила Улита.
В горячке она могла, конечно, ляпнуть все, что угодно.
Хнык осклабился:
– Ну как же? А обещание отдать мне то первое, что я попрошу, без всяких отговорок?
Улита расхохоталась.
– Тебе придется подвинуться. У меня нет эйдоса. А если и есть, он ко мне не вернется. Я ведьма, – заявила она.
Хнык не смутился.
– Ну мало ли! Вдруг я не эйдос попрошу? А, может, хи-хи, и эйдос! Кто знает, когда какое чудо произойдет? Всегда полезно наперед подстраховаться. Я, Хныкус Визглярий Истерикус Третий, всегда так делаю.
Хнык дрыгнул ножкой и, оглядываясь, затопал к выходу. По дороге он высунул язык и на глазах у продавщицы пакостно облизал себе не только нос, но и брови, что было совсем уже невероятно. Продавщица позеленела и брезгливо отвернулась. Воспользовавшись этим, суккуб ловко сунул себе под жилетку шелковый топик с ближайшей вешалки и прошмыгнул сквозь ябедливо пискнувший турникет.
Улита вышла следом. Оказалось, Хнык не ушел и ждет ее. Он подскочил к ней бочком и странным свистящим шепотом выплюнул:
– «Чем важнее человек для Него, тем больше его крутит. Тем больше темных духов вьется вокруг него, мелких, противных, гаденьких. Но не страшись: каково бы ни было направление жизни в прошедшем, дела в настоящем могут изменить ее!»
Ближе к концу последней фразы голос суккуба стал совсем глумливым.
Улита вздрогнула.
– Откуда это?
– «Книга Света», родная моя. Знать надо аргументы врага! Я вот читало! Умное стало, жуть! Ну до встречи, нюнечка! Я побежало! – пояснил суккуб, брезгливо сплевывая.
Суккуб вильнул увесистым тазом, хихикнул и исчез. Улита задумчиво смотрела ему вслед.
– Выходит, шанс у меня все же был, иначе бы он так не суетился! – задумчиво сказала Улита.
Обычно самую сильную боль доставляет ничтожное. В этом величайшая ирония мрака, особое молодечество. Получить все, не заплатив ничего. Испугать не ударом даже, а замахом. Мучительным ожиданием. Страхи – это все, что есть у мрака, потому что глобально он бессилен.
Выплакавшись в жилетку корыстному жалельщику Хныку, Улита испытала лишь кратковременное облечение. Душевные раны, которые Улита растравила по собственной глупости, заныли еще сильнее. Чтобы замазать их, теперь требовались мировые запасы зеленки.
Улита никак не могла выбросить из головы Эссиорха.
– А как он на меня смотрел! Будто я в мусоре валяюсь и из мусора к нему ручки тяну! Чем так смотреть – лучше б сразу убил! – кипела она, широко шагая против людского потока.
«Я б ему такого не спустило!» – внезапно вспомнила Улита слова Хныка.
– Жалкий суккуб, и тот бы не спустил, а я что? Вот так вот возьму и прощу? – спросила она у себя и тотчас ответила: – Нет, ни за что!
Маленькая и пока совсем не победоносная внутренняя война была объявлена. Решив, что Эссиорху она не простит и все у нее с ним кончено, Улита сразу успокоилась и, ощутив голод, свернула в первый же подвальчик.
Спустившись по длинной лестнице, ведьма села за столик и стала искать глазами официанта. Не найдя, решительно постучала по столу цилиндриком с зубочистками. Через некоторое время откуда-то вынырнул молодой мужчина «в самом расцвете сил».
– А где меню? – строго спросила у него Улита.
– В меню можно не смотреть, – было сообщено ей.