Шкурку подарил ему приятель – сторож яхт-клуба, радостный толстяк с жилистыми ногами, поэт и через черточку философ, сто двенадцать раз уволенный по собственному желанию со ста двенадцати работ, что составляло особый предмет его гордости.
Фамилия у «через черточку философа» была распространенная – Кузнецов. Как поэт, он не мог смириться с этим проявлением обыденности и подписывался «Кюзнецов», ссылаясь на какое-то особое родословное дворянское древо.
– Понимаешь, он мне рассказывал, что завел кролика осознанно, чтобы стать убийцей и почувствовать, каково это. Но когда кролик прожил у него с месяц, Кюзнецов раздумал становиться убийцей и попытался сбагрить его кому-нибудь. Бесполезно! Никто не берет. Кролики только в мультиках пупсики. А так они только жрут и пачкают опилки, особенно если не с кем плодиться.
– Фу! – поморщилась Ирка.
– Чего фу-то? Кто виноват, что кролики так устроены? В общем, года через два кролик съел что-то неудачное и развесил уши. Кюзнецов оставил себе шкурку, а потом подарил ее мне. Говорит, у себя никак нельзя было оставить. Когда он видел ее, начинал машинально нашаривать на полке коробку с овсянкой.
– Сложный он человек, – заметила Ирка.
Багров кивнул.
– Все хорошие люди на самом деле сложные. Некоторые притворяются простыми, но без особого успеха, – сказал он.
Ирка долго смотрела на спящего Багрова. В лице Матвея она замечала то, что прежде пряталось от нее – детскую, почти деликатную мягкость, смешное непоследовательное упрямство и, наконец, жертвенность и благородство. Таким Ирка видела его впервые. Ей чудилось, что она встретилась с новым, незнакомым, неожиданным человеком.
Не успела она впитать лицо Матвея в жадную свою память, как Антигону, заявившемуся в лодочный сарай вместе с хозяйкой, пришла оригинальная, близкая к гениальности мысль попрыгать с лодки на лодку.
Техника прыжков у кикимора была лягушачья. Согнуть короткие ноги в коленях, опереться длинными руками и вдруг выстрелить всем телом с удивительной резвостью. Пару раз он прыгнул удачно, но потом прогнившая лодка, в которую Антигон врезался не ластами даже, а головой, проломилась с сухим треском, похожим на выстрел. Еще громче был вопль, который издал при этом кикимор.
Матвей открыл глаза. Резко сел в лодке. Шевельнулось весло. Заплакала, жалуясь, уключина.
– О, привет, валькирия! Давно ты здесь? – спросил Багров.
Беспомощность исчезла. Лицо стало жестким, ироничным – приобрело обычное свое выражение. То детское, мягкое, что привлекало Ирку, спряталось, улиткой заползло в панцирь.
«Ну вот! Опять! Странные мы существа, люди. Все хорошее скрываем как проказу. Сворачиваемся, выставляем рога, обиваем себя жесткой арматурой, чтобы жизнь, пиная нас, сломала ногу», – разочарованно подумала Ирка.
– Некромаг не должен спать! – сказала она вслух.
– А что должен делать некромаг?
– Некромаг должен чутко дремать, сжимая в руке кинжал и имея на лице тень рока! Ты же дрых без задних ног как студент, заваливший экзамен, который знает, что ему поставят на второй пересдаче, потому что на третью преподу будет лень тащиться, – сказала ему Ирка.
Багров провел рукой по лицу, стирая сон.
– Давно ты не заходила. Я скучал, – сказал он.
Ирка слегка покраснела. Ей приятно было это слышать.
– А что, любительницы печенья больше не навещают? – спросила она сочувственно.
– Нет.
– Чего так плохо-то? А самому к ней прийти? Побегать по супермаркету, натащить полную норку консервов? Если хочешь, чтобы женщина тебя любила, всегда корми ее из чистого тазика. Разве не это твой коварный принцип женского приручения?
Багров нахмурился:
– В каком женском журнале ты вычитала этот бред?
– Ни в каком. Своим умом дошла. Так что с любительницей печенья?
– Ничего. Любительницы печенья идут по министерству дружбы и простого общечеловеческого интереса, – хладнокровно сообщил Багров.
Ирка с подозрением вспомнила длинные, как у цапли, загорелые ноги. Девушки с такими ногами приспособлены к дружбе не больше, чем свинья к классическому балету.
– Да? Вот как это теперь называется? А я по какому министерству у тебя прохожу?
– По министерству «доведи-меня-до-белого-каления». Я решил, что больше не буду стоять на светофоре. Знаешь, на каком-нибудь дико оживленном проспекте, бывает, торчишь по два часа, ждешь зеленого, а лампочка перегорела или светофор заклинило, – зевнул Багров.
– А, ну да… – только и нашлась сказать Ирка.
– Правда, бывает и по-другому. Только плюнешь и уйдешь от светофора, а потом случайно обернешься, а он раз: зажегся зеленым. Выходит, недотерпел и все потерял. Так что я, пожалуй, еще подожду, – произнес Багров, лукаво и насмешливо вглядываясь в нее.
– Жди-жди! Только учти: полезешь через дорогу по-наглому – попадешь под автобус, – предупредила Ирка.
Багров подул на кроличью шкурку, заигравшую серебристым подпалом.
– Ну и зачем ты здесь? С трудом верится, что ты ехала через весь город, чтобы спросить, по какому министерству проходит девушка с печеньем, – проговорил он насмешливо.
– Я телепортировала. Это одна секунда.
– Значит, рисковала влипнуть в лодку… Лодка с женской головой. А что? Заманчивое украшение. Говорят, приносит кораблям счастье, – сказал Багров.
– Не смешно. Мне нужна твоя помощь. Я должна найти одного человека… У некромагов есть такой дар? – спросила Ирка, спеша миновать опасную тему.
Губы Багрова шевельнулись уклончиво и недовольно.
– Понятия не имею, что есть и чего нет у некромагов. Я ученик волхва…