Светлые крылья для темного стража - Страница 34

Ромасюсик ощутил, что Меф теряет терпение, и засуетился.

– Ах да, про трабл! Мы хотели сказать, что нехорошо брать чужое! А еще светлые, пример должны подавать! Ай-ай!

В голосе Ромасюсика возникло нечто особенно пакостное. А тут еще в ухе у Мефа подозрительно захлюпало. Меф готов был поклясться, что шоколадный юноша высунул язык и облизывает трубку.

– Откуда ты знаешь, что пергамент у нас? – не выдержал Меф.

– О, признался! На скидку надеешься? – умилился Ромасюсик.

– На какую скидку?

– Ну как? Чистосердечное признание в несовершенных преступлениях смягчает вину и увеличивает наказание!

– Кончай чушью булькать! – отрезал Меф. – Кто вам сказал про пергамент?

– Интуиция – лучший друг интеллекта! В Москве не так много девиц с летающими волосами, крылатых котов и юношей с отколотыми – хи-хи! – мозгами. Ду ю андестэнд, чего я спикаю?

– Не нарывайся, шоколадка! Я спокойно могу расплавить тебя прямо через телефонную трубку, – спокойно предупредил Меф.

Это было не так, но Ромасюсик испугался.

– Не буду, не буду… Огненнобородого, на которого вы напали, зовут Боватингмо. Это евнух бывшего повелителя Кводнона, его приближенное лицо. Пергамент – память о его хозяине, к которому он был очень привязан. Сейчас Боватингмо малость не у дел и живет в Тартаре на покое. Пьет для здоровья цианид, принимает серные ванны и часто посещает котел с медиками, чтобы послушать их советов. Мирный старый страж, давно повесивший сабельку на гвоздь.

Меф держал трубку с тем расчетом, чтобы голос Ромасюсика был слышен не только ему, но и Дафне с Эссиорхом. Меф заметил, что при упоминании имени Боватингмо Эссиорх нахмурился и подал ему знак расспрашивать дальше.

– И что, этот Боватингмо прибежал к вам ябедничать? – уточнил Меф.

– А ты на что надеялся? Нельзя обижать слабых. Слабые хоть сами сдачи и не дают, но вопить умеют громко. Боватингмо предлагает, чтобы все обошлось без шума и скандала. Это ключевой, так сказать, поинт соглашения! Он даже согласен, чтобы вы оставили у себя эйдосы. Ему не жалко. Он пожилой, потребности у него маленькие, – сказал Ромасюсик.

– Ого! – удивленно воскликнул Меф.

Он впервые встречал стража, который с такой небрежностью разбрасывается эйдосами.

– Вот именно: ого. Вам повезло, что Боватингмо – просто ходячий пису пис. Прашечка натурально умиляется. Она сама за такие дела любому давно глазки бы выпила, – заявил Ромасюсик.

– А если я не отдам пергамент? – спросил Меф.

– Тогда нам придется искать альтернативные варианты, – произнес Ромасюсик тоном вселенского злодея, укравшего из булочной два пакета сушек.

– Какие, например?

– Ну, например, Боватингмо пожалуется не нам, а Лигулу, и Лигул пришлет толпу сердитых анклов с изделиями из феррума.

– Выходит, пока что Лигул не знает? – удивился Меф.

– Пока нет. Мы обещали Боватингмо уладить все сами. Не знаю почему, Буслаев, но Праша относится к тебе очень трепетно. Мне кажется, вздумай ты чуток распустить ручки, она не поступила бы с тобой, как с тем инглишменом. – Ромасюсик хихикнул. – Так что, вернете пергамент?

– Я подумаю, – пообещал Меф.

Рядом с Ромасюсиком он угадывал Прасковью. Видимо, воспитанница Лигула нетерпеливо пнула его, потому что шоколадный юноша тихо ойкнул и затарахтел как пулемет, которому скормили новую ленту.

– У нас к тебе еще одно дельце! Лигул недавно был в Москве и говорил с Прашей. Ну как с новой наследницей. Надеюсь, без обид?

– Без, – заверил его Меф, однако Ромасюсик ему, пожалуй, не поверил, потому что голос его странно вильнул.

– В общем, Лигул кое-что сказал Прасковье и про тебя.

– Про меня?

– Ага. Он сказал, что не удивится, если Буслаевым заинтересуется Спуриус. Заинтересуется именно теперь, когда ты в некотором роде осиротил нашу древнюю организацию.

«Давно ли с балкона падал и в Лете тонул, а теперь вот «наша древняя организация»! – удивился такому быстрому превращению Меф.

Имя Спуриус тревогой защекотало ему память. Где же он его слышал? Явно не от Арея, но от кого?

– Кто такой Спуриус? – спросил Буслаев.

– О, зашкаливающе импортальная персона! У Кводнона было два фаворита – Лигул и Спуриус, – выплевывал округлые слова Ромасюсик. – Лигул (ой, что я несу! Надеюсь, тут все свои!) – горбун, сухарь, канцелярская крыса. Родную маму за копейку продаст, да только деньги вперед с десятерых возьмет, а товар придержит. Спуриус же был полная ему противоположность. Молодой, веселый, удачливый красавец. Щедр с друзьями, с врагами – кремень, за словом в карман не лезет. Дуэлянт, бретер! С клинком на ты! В общем, не сильно совру, если скажу, что Спуриус нравился даже суровым бойцам, вроде Арея, для которых мрак – это такая горьковатая романтика.

– Не тебе рассуждать об Арее! – одернул Ромасюсика Меф.

– Конечно-конечно! – торопливо согласился Ромасюсик. – В общем, когда Кводнон погиб, многие посчитали, что именно Спуриус должен возглавить мрак. Разумеется, имелся в виду временный пост, пока силы Кводнона не вселятся в подходящего младенца. Лигула тогда никто даже всерьез и не рассматривал как претендента.

– Лигул его, конечно, терпеть не мог, – предположил Меф.

– Почему? – спохватился Ромасюсик, который после неосторожных слов про канцелярскую крысу занервничал, что его заподозрят в недостатке лояльности. – Лигул всегда подчеркивал, что он выше личных амбиций. У них со Спуриусом были уравновешенные деловые отношения, основанные на взаимном уваже…

– Я так и понял! – поморщился Меф. – И куда делся твой Спуриус? Почему я о нем ничего не слышал, когда работал у Арея?